 | Встречи с "северным кипарисом" |
|
|
Бирский заказник. Деревня Янтузово. Знакомая тропа средь белокорых берез ведет к кудрявому, вечнозеленому дереву около трех метров высотой. На гибких ветках — голубовато-синие шишкоягоды. Есть и зеленые ягоды — они поспеют через год. Осторожно срываю пахнущие, смолистые плоды — для проверки всхожести семян единственного, пожалуй, плодоносящего женского экземпляра в нашем районе дикорастущего можжевельника. Еще одно деревце я нашел на крутом берегу над Белой у Михайло-Никольска, два-три небольших рядом кустика. Вот и все. Не густо для района. Да и для республики тоже, потому-то и включен он в Красную книгу.
Сто шишкоягод (а внутри по 3 семечка) бережно легли в ящичек с землей. Через долгих два года из них должны проклюнуться новые можжевельнички для пополнения видового разнообразия наших бирских лесов. Ведь он не только красив, пушист, но и полезен. Хрестоматийная истина — 1 га можжевельника очищает воздух города с населением 30 тысяч человек, такого, как наш Бирск.
«Северный кипарис», «негной-дерево», «карандашное дерево», «убийца микробов», «живой барометр» — это все он, можжевельник из семейства кипарисовых. Их около 55 видов в Российской Федерации, у нас — два-три. Мне довелось встречаться с ним, и почти все встречи были в горах. Почти 200-метровые известковые скалы в Республике Башкортостан — Мамбет, Кызлар-таш, Таш-Асты, Тора-таш украшены стелющимся казацким можжевельником. Вершины Иремеля, Ямантау отданы низкорослому можжевельнику обыкновенному. Застывшая лава вулкана Тора-Таш кое-где покрыта такой густой подушкой можжевельника, что мы лежали на ней, как на перине.
А вот горные склоны Крымских и Кавказских гор приютили можжевельник высокий. Он до 10-15 м, с округлой кроной и довольно крупными ягодами. Запах от него, прогретого мартовским солнцем, такой душистый, что мы с неохотой покинули живописные склоны.
Самый красивый вид — Саржента — встретился на склонах пика Чехова на острове Сахалин. Он имеет вид стланика, до 1,5 метра, у него крупные сине-голубые ягоды и изумительная зеленовато-голубая окраска хвои. Ну, а самый стойкий и долгоживущий из всех видов — это арча. Ее скрюченные стволы обвивали гранитные валуны на безжизненных вроде кручах и обрывах Чаткальского и Чимганского хребтов Тянь-Шаня. Исхлестанные ветрами, ободранные зимними лавинами, они, как ни в чем не бывало, махали нам зелеными ветвями с черными ягодами. Но все-таки мне более памятен и дорог можжевельник обыкновенный...
70-е годы. Республика Коми. 64 параллель северной широты. Край тайги, комариных болот, грибов, ягод и прекрасных зимних полярных сияний. Край летних белых ночей. Место моей службы в армии. В один погожий августовский денек, вызвавшись добровольно поучаствовать в сборе грибов, я вместе с земляком из Аскино Рафисом загрузил штабной ГАЗик тарой, сухим пайком, и под началом молодого лейтенанта мы двинулись по расхлябанной таежной трассе. Через пару часов подъехали к глухой деревушке. Возле одного дома лейтенант приказал остановить машину и выгружаться: «Корзины в руки, салаги, и чтоб к обеду были полные. И смотрите, не заблудитесь! Я тут кое-что улажу».
И мы пошли выполнять «боевую задачу». Она, как и ожидалось, была простой. Грибов было море. Вдруг шевельнулись ветви, и из-под них выскочила серая лайка. Следом вышла девушка — стройная, светловолосая, с глазами цвета северного неба. За плечами — мелкокалиберка, на поясе — пара глухарей. Познакомились. Оказалось, наша машина остановилась у них, так как лейтенант приезжал сюда не впервые.
— Имя у меня трудное, если хотите, зовите Олесей, ваш лейтенант так «окрестил» меня. Видно, Куприна недавно прочитал, — усмехнулась девушка. — Ну, пошли за мной, сейчас я покажу вам настоящие грибы.
Корзинки быстро наполнились, и мы решили перекурить. Олеся вывела нас на крутой обрыв. Мы упали на мягкую моховую подстилку, устланную ягодами: голубика, черника, морошка. Утолив жажду сочными ягодами, подняли голову и ахнули: невдалеке от нас несла коричневые воды река Вычегда. И три, нет, четыре цвета окружали нас со всех сторон. Сверху — синее небо, желтые кроны белых берез походили на расплавленное золото, которое каплями-листочками стекало на моховую подушку. И среди берез — островки зелени какой-то пирамидальной формы. Ели, пихты? Не выдержал, встал, подошел ближе. Да это же он, «северный кипарис»! Но какой могучий, не то что наш, «замухрышка». На некоторых — ягоды темно-синие, небольшие. И по давней привычке набираю их горстями, засовываю в карман гимнастерки. Олеся удивленно смотрит на меня.
— Да вот хочу дома посадить, на память о вашей природе, — смущенно оправдываюсь.
Голубые глаза Олеси потеплели:
— Ты знаешь, это мои любимые деревья, смотри, какие они душистые и красивые. – Она ласково погладила рукой колючие ветви.
— Домой придем, еще кое-что покажу.
Пока накрывали на стол, Олеся кивнула мне незаметно. Мы вышли. На восточной стороне избушки к стене был прибит небольшой стволик с длинной отходящей от него ошкуренной веткой. Под концом ветки расчерчен полукруг, на нем надписи: ясно, дождь, переменно, снег и так далее.
— Дедов барометр, — улыбнулась девушка. — Из можжевельника. Он надежнее, подводит редко. Кстати, долго не рассиживайтесь за столом, к вечеру дождь пойдет.
Я не поверил ей, небо синее, солнышко сияет, но спорить не стал. Утомленные впечатлениями, мы с Рафисом проспали почти всю обратную дорогу. Нас разбудили крупные капли дождя, барабанившие по брезентовой крыше машины.
